этот Страшный Лог возле их Воробьёвки и находится. Мы там даже ягоды не раз собирали с Дусей, склоны там солнечные, пологие, ягод усыпано. Глубокий лог. Внизу родник обустроен. Ходят туда местные за водой. Только не в дождливую погоду. А то можно и с
Мокряницей повстречаться.
Катюшка прыснула.
– Чего смеёшься? – сурово глянула на неё баба Уля.
– Бабуль, это же такие противные серенькие вертлявки, что в сырых местах живут, вон под пнём у нас в саду.
– То мокрицы, а я тебе про Мокряницу толкую, – ответила баба Уля.
– Всё равно смешно.
– Ну смешно, так и рассказывать не стану, – отвернулась бабушка.
– Ну бабуль, не дуйся, всё, я слушаю, – присмирела Катя, ведь ей не терпелось услышать эту историю.
– Ладно уж, слушай, – пошла на примирение баба Уля, – В том Логу в солнечный да ладный день всё ничего было, хошь грибы собирай и ягоды, хошь лежи на солнышке грейся. Но вот как только выпадал дождливый день, так появлялась там она. Мокряница, – баба Уля глянула на Катю, но та сидела смирно.
– Когда она там завелась аль уж испокон веку жила там, никто не знает. Сколько местные помнят, она там была. Вроде бы и безобидная она будто, зла человеку не делала прямо, да только встречаться с ней никто не хотел, потому что, после встречи с ней на человека тоска нападала. Всё ему не так становилось, белый свет не мил, плакать мог цельными днями человек, или просто лежать да на стену таращиться.
– Это депрессия что ли? – спросила Катя.
– Не знай, как нынче это называется, – ответила баба Уля, – Может и так. Так вот, верное средство одно было – в глаза ей не смотреть. Тогда ничего, обойдётся всё.
– А что это за Мокряница-то, бабуль?
– Да вроде девушки молодой, коса длинная, платье до полу, только бледная вся, полупрозрачная, как туман. Бродит она по краю Страшного Лога в дождливый день, а то ещё возле родника сидит на ступенях, косу свою расчёсывает, поджидает людей. И всегда-то она плачет, Мокряница эта, да так горько, что сердце аж заходится. Так бы и подошёл да утешил её, помог ей. Но нельзя этого делать ни в коем разе! Она этого-то и ждёт. Заманивает она так человека. А если тот подойдёт, то она за руку возьмёт и в глаза поглядит.
– А потом? – заворожённо спросила Катюшка.
– А ничего потом, посмотрит так недолго, а потом руку отпустит, да исчезнет. А человеку тошно становится, и всё хуже день ото дня. У них в Воробьёвке была такая женщина, что Мокряницу повстречала да и в глаза ей посмотрела, попалась под её чары.
– И что же стало с ней?
– А то… Долго она страдала, и дети не нужны стали, и муж не нужен. Хозяйство забросила. Скотина не кормлена. Муж сначала уговаривал, жалел, потом не выдержал, да даже и руку поднял – думал блажит жена. А она ему и рассказала, что по воду на родник пошла в дождь, да и встретила там её.
Муж и туда, и сюда. Никто ему не сумел помочь. Утопилась она через две недели после того. Вот так вот, – вздохнула баба Уля и тут же спохватилась, – Да таких случаев то несколько и было у людей на памяти. А так, не ходят там местные в дождь от греха подальше, а уж если и доведётся Мокряницу встретить, глаза опускают, да припускают, что есть мочи оттуда, знают, что если не смотреть на неё, то вреда от неё не будет.
– Чай-то допивай, – подал голос дед, – Да пошли радугу смотреть, гляди-ко дождь уже прошёл, над Савельевым домом радуга какая развернулась, – и показал рукой на окно.
– Ой, деда, – воскликнула Катя, – Красота-то какая! Бежим смотреть!
И все трое, обувшись в калоши, пошли ко двору.
Вечером после того, как все работы по хозяйству закончены были, уселись бабушка с Катей на диван – побаять, как говорила баба Уля.
– Завтра пойдём с тобой в лес, землянику собирать, – сказала она внучке, – Варенья наварим, с молоком поедим.
– Можно я бидончик с зайцами возьму? – обрадовалась Катя.
Бидончик этот, бирюзового цвета с нарисованными на нём синими зайчиками, лёгонький и аккуратный, был у Катюшки любимым среди множества других.
– Возьми, конечно, – ответила баба Уля, приобнимая внучку, – А я ведро возьму. День завтра погожим быть обещает, солнце вон красное садится, жарко будет, ясно. Комары столбом вьются.
– Бабуля, а у нас в лесу Леший водится?
– Чего это тебе в голову взбрело про Лешего-то? – удивилась баба Уля.
– Да Алёшка хвалился сегодня, что бабушка его однажды с самим Лешим повстречалась в нашем лесу. Врёт, небось?
– Это Тоськи внук что ли? – отозвался дед.
– Он самый, – ответила баба Уля, и повернувшись к Кате, сказала, – Не врёт, и правда повстречалась Тося кое с кем, только не Леший это был. А Аука.
– Аука? – переспросила Катя, – Я про такого не слышала.
– Да получилось-то всё оттого, что вздумалось ей в октябре, аккурат четвёртого числа, в лес потащиться, за груздями, – ответил дед Семён, – Ведь знала же, что не ходят в лес об эту пору добрые-то люди. Ведь в этот день там вся нечисть лесная гуляет, Лешего провожают в зимнюю спячку – ломают в лесу деревья, на ветвях висят, воют, носятся, стонут. И только с первыми петухами проваливаются Лешие под землю, в норы свои тайные, от людских глаз сокрытые, чтобы до следующей весны спать там.
А Тоська и пошла, сваха, говорит, у меня с городу приедет, дак я её груздями тушёными со сметаной угощу, пусть дивится как мы умеем. Ишь чо, похвальба в ней значит, взыграла, так что и невтерпёж. Пошла она в лес. Погода и та была неподходяща, ветер завывает, дождь накрапывает, тоскливо. По пути бабушку нашу встретила, она её отговорить было хотела, чтоб не шла Тоська в лес, да где там. Той ведь в голову что втемяшится, не вытолкнешь. А вот что из того вышло, она дня через три лишь бабам нашим рассказала, когда уж сватья-то уехала от неё.
– Да-а, – задумчиво протянула баба Уля, – Тогда спесь-то с неё слетела, смирная стала, каялась, что людей не послушала. А случилось с ней вот что. Пока дошла она до леса, платок у ней с головы сорвало, вот какой силы ветер был, корзину из рук рвёт, того и гляди тоже унесёт, но Тоська упрямая, идёт вперёд, в лес зашла, там потише вроде стало, меж деревьев-то. Пошла она по тропинке знакомой, дошла до поляны, где обычно грибов много было, ну точно, есть грибы, можно, не сходя с места собирать, принялась за работу. Набрала уже с треть корзины, как вдруг слышит аукает кто-то невдалеке.
– Вот это да, – подумала Тоська, – Видать, не я одна в лес нынче собралась.
Да и в ответ тоже крикнула:
– Ау!
– Наши-то в лесу не заплутают, небось городские кто-то приехали по грибы да и потерялись от неопытности, – эдак, значит, она размышляет.
А там, из-за кустов ей снова кричат:
– Ау! Ау!
Но голос будто уже подальше слышится, чем в первый-то раз. Тоська думает – сейчас люди вглубь уйдут, пуще заплутают, надо их догнать, да сказать, что тропинка рядом совсем. Припустила она в кусты. Пробежала так сколько-то, никого кругом.
– И куда они подевались только? Ведь рядом были, – недоумевает Тоська.
А из-за берёз снова зовут:
– Ау! Ау!
– Сюда, сюда идите! – закричала им Тоська, – Тут я, и тропинка тут рядом. Идите на голос.
Слушает стоит, а в ответ тишина. И вдруг слышит – плачет кто-то там, за деревьями. Подхватила Тоська корзину да снова вперёд, за деревья, может, думает, ребёнок там малый заплутал? От взрослых отбился?
Видимо совсем нечисть ей разум замутила, коль ей даже в мысли-то не пришло, кто это может аукать. А ведь это её Аука в лес зазывал. А прозвали его так потому, что он людям головы морочит, заманивает их криком «Ау!» в чащу,
